Забавное Евангелие - Страница 117

117

Иудеи. В самом деле, существовал строжайший запрет содержать и кормить кур в стенах Иерусалима, и правило это благоговейно соблюдалось всеми. По странному совпадению, Иисуса, вдоволь вкусившего солдатского юмора, именно в этот момент вели через двор, чтобы снова доставить к Каиафе. Проходя мимо Петра, учитель остановил на нем многозначительный взгляд. Взгляд этот говорил:

«Ну что, Петр, теперь ты убедился, что я слов на ветер не бросаю? Я тебе предсказал, что ты отречешься от меня трижды, прежде чем пропоет петух. Слышишь? Петух пропел!»

Симон-Петр понял.

В отчаянии, ни о чем более не заботясь, выскочил он со двора на улицу и разразился таким потоком слез, что они переполнили придорожную канаву. (Смотри евангелия от Матфея, глава. 26, ст. 58-75; Марка, глава. 14, ст. 5472; Луки, глава. 22, ст. 54-62; Иоанна, глава. 18, ст. 15-27.)

Глава 62. ЧЕМ КОНЧИЛ МОШЕННИК ИУДА.

Тогда Иуда, предавший его, увидев, что он осужден, и, раскаявшись, возвратил тридцать серебренников первосвященникам и старейшинам, говоря: согрешил я, предав кровь невинную. Они же сказали ему: что нам до того? смотри сам. И, бросив серебренники в храме, он вышел; пошел и удавился.

Матфей, глава. 27, ст. 3-5.

Аврора уже высунула из-за горизонта кончик своего розового носика, когда Иисус вновь предстал перед синедрионом.

Каиафа и его коллеги – за исключением Никодима, продолжавшего хранить гробовое молчание, – спешили отделаться от беспокойного Назарянина.

Пока ему дома зашивали тунику, разодранную сверху донизу, верховный первосвященник сообразил одну вещь, которую чуть было не упустил из виду: дело в том, что после победы римлян иудейская юстиция утратила право выносить смертные приговоры – это стало исключительной привилегией наместников кесаря.

Надо сказать, что Каиафа был рьяным патриотом: будь Иисус просто отъявленным проходимцем, это бы еще полбеды, но Каиафа считал, что он весьма и весьма опасен для всех его сограждан.

Подобно маньяку, Иисус всюду твердил, что он царь иудейский. Это могло рано или поздно привлечь на его сторону толпу зевак и вызвать беспорядки, которыми римляне не преминули бы воспользоваться как предлогом, чтобы учинить новое избиение евреев и обложить побежденных новой данью. «Надо немедленно осудить задержанного, – рассуждал Каиафа сам с собой. – Он бесчисленное количество раз нарушал наши законы и заслуживает тяжкой кары. Таким осуждением мы покажем римским властям, что не хотим иметь с этим бездельником и его шайкой ничего общего. А потом можно будет отослать его к Понтию Пилату – губернатор живо сведет с ним счеты!» Итак, второй допрос Иисуса стал пустой формальностью, не представляющей никакого интереса.

Его спросили, действительно ли он считает себя Христом, то есть мессией, или спасителем, который призван освободить евреев.

– Если ты Христос, скажи нам! – потребовал Каиафа.

У Иисуса в этот миг отказала божественная сущность и функционировала только человеческая слабость, он не ответил ни «да», ни «нет», надеясь смягчить свою участь.

– Ну да, – пробормотал он, – если я скажу, что я Христос, вы мне все равно не поверите, а начни я в свою очередь задавать вам вопросы, вы мне не ответите и меня не отпустите. Лучше уж я помолчу.

– Поскольку обвиняемый упорствует и отвечает двусмысленно, пусть отведут его к Понтию Пилату! – приказал Каиафа.

Капитан стражи передал приказ своим подчиненным, те поспешили его исполнить.

Что же происходило в это время с Иудой?

После того как солдаты покинули Гефсиманский сад, Иуда, чуть поотстав, последовал за ними и так дошел до дворца первосвященников. Пока суд да дело, он внимательно следил за событиями. И наконец – как говорится, нашел время и место – он почувствовал угрызения совести.

Он вдруг решил, что непостоянство, бесчестность и прочие пороки Иисуса все равно не оправдают предательства, совершенного им, Иудой.

Не медля ни минуты, Иуда взял деньги, из которых не истратил ни гроша, и явился к первосвященникам и старейшинам.

– Что тебе еще нужно? – спросили его. – Ты считаешь, что тебе мало заплатили?

– Да нет же, нет! Напротив, я хочу вернуть вам ваши тридцать сребреников. Мне они не нужны.

– Вот так номер! Все это очень странно. Два дня назад торговался, как на базаре, из-за каждого динария, а теперь и тридцать шекелей ему не нужны! В чем дело?

– Возьмите себе ваши деньги! – воскликнул Иуда. – Они жгут мне руки. В конечном счете Иисус не так уж виноват, как я думал раньше. Я предал невинного. Я осел и подонок – вот кто я такой! Забирайте обратно ваше проклятое серебро. Первосвященники и старейшины переглянулись.

– Помилуй, милейший, – сказал один из них, – поздненько же ты спохватился! Иисус сам себя осудил и подписал себе приговор. Он богохульствует не переставая… Деньги ты заработал честно, поэтому можешь оставить их себе.

– Да нет же, говорю вам, я не хочу!..

– А кроме того, это запутает нашу отчетность. Мы искренне сожалеем, что не можем тебя выручить из затруднения, но это уж так… Устраивайся теперь сам как знаешь.

Иуда плюнул, бросил злосчастные сребреники, повернулся и выбежал из храма. Он дошел до слияния Кедрона с потоком Хинном и повесился там на дереве, стоявшем на поле некоего горшечника. В Деяниях святых апостолов, дополняющих евангелие, говорится, что веревка при этом оборвалась. Оборвалась так оборвалась – это мы охотно допускаем.

Великие светочи христианства по-разному освещают обстоятельства смерти Иуды.

Этот вопрос так и остался невыясненным до конца. Евангелист Матфей говорит, что Иуда «пошел, и удавился» (глава. 27, ст. 5). Лука в своем евангелии не говорит об этом ничего, зато в Деяниях апостолов рассказывает, будто предатель повесился, но веревка при этом оборвалась (Деяния апостолов, глава. 1, ст. 18-19). Евангелист Марк хранит относительно последних дней Иуды полное молчание. И наконец, Иоанн, не обмолвившийся об этом в своем евангелии ни словом, потом вдруг рассказал своему верному ученику Папию, что нехороший апостол все-таки повесился, что веревка действительно оборвалась и что недоповешенный счастливо жил потом долгие годы.

117