Между смертью Ирода и рождением Христа прошло, стало быть, девять месяцев 750 года, весь 751 год, весь 752 год и без шести дней 753 год, то есть всего около четырех лет.
Церковь утверждает еще, что Иисус начал проповедовать, когда ему было тридцать лет, проповедовал три года и умер тридцати трех лет от роду. Тут как будто бы все ясно.
А вот что говорится в Евангелии от Луки (глава 3, стихи 1-2):
«В пятнадцатый же год правления Тиверия кесаря, когда Понтий Пилат начальствовал в Иудее, Ирод был четвертовластником в Галилее, Филипп, брат его, четвертовластником в Итурее и Трахонитской области, а Лисаний четвертовластником в Авилинее, при первосвященниках Анне и Каиафе, был глагол божий к Иоанну, сыну Захарии, в пустыне». Речь идет об Ироде Антипе.
Этот Ирод Антипа был одним из сыновей Ирода Великого, того самого, который спустя четыре года после своей смерти стремился уничтожить младенца Иисуса.
Кроме того, Новый завет утверждает, что Иоанн начал проповедовать всего за несколько месяцев до первого публичного выступления Иисуса.
С другой стороны, известно, что кесарь Август, которому наследствовал Тиверий, умер 19 августа 767 года от основания Рима; значит, пятнадцатый год правления Тиверия начался 19 августа 781 года римской эры, а следовательно, Иисусу было тогда не 30, а только 28 лет.
Отсюда следует, что евангелие, хотя оно и продиктовано святым духом, и на сей раз явно противоречит самому себе. Если считать, что Христос приступил к своей деятельности в тридцать лет, то придется признать, что он должен был родиться за два года до начала христианской эры. Ну, не забавно ли это? Однако не стоит задерживаться на подобных мелочах. Лучше вернемся к
Иоанну, сыну Захарии.
Иоанн с детства любил бездельничать. Он не играл со своими сверстниками, а уходил в пустыню и там развлекался разговорами с самим собою. Пустыней его была невозделанная земля между Хевроном и Иерусалимом; она представляла собою холмистую гряду, кое-где пересеченную сухими бесплодными долинами. Лишь чахлые кустарники немного оживляли однообразный облик этих известняков, ослепительная белизна которых утомляла глаз. Но даже и такая скудная растительность совершенно исчезала по мере приближения к Мертвому морю: там уже царило сплошное уныние.
Так выглядела пустыня, в которой Иоанн пребывал до тридцатилетнего возраста. Спрашивается: чем же он там питался? Быть может, бог Саваоф отправлял ему с неба жареных перепелок? Евангелист Матфей сообщает, что Иоанн пробавлялся исключительно копченой саранчой. «Сам же Иоанн имел одежду из верблюжьего волоса и пояс кожаный на чреслах своих; а пищею его были акриды и дикий мед» (Матфей, глава 3, стих 4).
Изредка путешественники встречали нашего сумасброда, рассказывали о нем местным жителям, и немало любопытных приходило поглазеть на этого чудака, который с утра до ночи оглашал пустыню своими воплями. «Приготовьте путь господу, – кричал он без устали, – прямыми сделайте стези ему; всякий дол да наполнится, и всякая гора и холм да понизятся, кривизны выпрямятся и неровные пути сделаются гладкими» (Лука, глава 3, стихи 4-5). Кроме того, «писание» сообщает, что этот святой человек никогда не стриг волос. Длинные космы, кожаный пояс да плащ из верблюжьей шерсти составляли все его одеяние.
Забавные чудачества Иоанна принесли ему некоторую известность. Заметив интерес к своей персоне, сын Захарии обосновался на берегах Иордана. Он предлагал своим посетителям погружаться до пупа в воду и вдобавок выливал им ушат воды на голову. И всегда находились любители, которые были не прочь принять участие в столь невинной забаве.
Но вот однажды вместе с толпой любопытных к своему кузену явился Иисус собственной персоной. Иоанн никогда раньше его не видел, но сразу же узнал.
– Чем могу служить? – обратился он к Христу.
– То есть как?! Я тоже пришел креститься, – ответил Иисус.
– Да ты шутишь! – изумился Иоанн. – Мне надо креститься от тебя, а ты приходишь ко мне?!
– Оставь, оставь эти церемонии, – прервал его Христос. – Пока что обязанности крестителя лежат на тебе, а посему крести меня!
Иоанн решил, что отказываться было бы неучтиво. Он взял сына Марии на руки, окунул его в воду и сделал ему свое обычное обливание.
Когда Христос, отряхиваясь, вышел из Иордана, небеса вдруг разверзлись, оттуда выпорхнул голубь (впрочем, он вполне мог быть и уткой) и уселся Иисусу на плечо. Тут Иоанн услышал, как пташка отчетливо произнесла: «Сей есть сын мой возлюбленный, в котором мое благоволение» (Матфей, глава 3, стих 17).
К сожалению, люди, присутствовавшие при этой сцене, не слышали слов голубя. Иначе они прямо тут же, не сходя с места, обратились бы в новую веру, это совершенно очевидно. Однако, несмотря на чудесное появление птички – святого духа, никакого обращения присутствовавших не последовало. Дело в том, что Иоанн был единственным свидетелем чуда; все остальные, видимо, заткнули уши и зажмурили глаза.
Святой Юстин прибавляет, что, едва только крещение Иисуса совершилось, Иордан превратился в огненную реку (Диалог с Трифоном, параграф 88).
А мне почему-то думается, что река превратилась в разливанное море пунша, и все пили его сколько влезет.
Иисус, исполненный духа святаго, возвратился от Иордана и поведен был духом в пустыню. Там сорок дней он был искушаем от диавола и ничего не ел в эти дни; а по прошествии их, напоследок взалкал… И, окончив все искушение, диавол отошел от него до времени.